Майн Рид «Всадник без головы. Майн Рид: Всадник без головы Рассказ всадник без головы автор майн рид

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2013

* * *

Настоящий капитан

С 1850 г. в Англии, а затем в США и Европе начали одна за другой появляться книги, подписанные необычным псевдонимом «Капитан Майн Рид». И сказать, что они пользовались популярностью, – значит ничего не сказать. Ими с восторгом зачитывались подростки и взрослые, их передавали из рук в руки, герои этих произведений становились персонажами детских игр, они будили воображение, захватывали, звали к неизведанному. Недаром Дэвид Ливингстон, прославленный исследователь Африки, в последнем письме, отправленном им из джунглей незадолго до гибели, писал: «Читатели книг Майн Рида – это тот материал, из которого получаются путешественники».

Да и сама жизнь этого замечательного писателя похожа на яркий роман с драматическим финалом.

Томас Майн Рид (1818–1883), шотландец по происхождению, родился в Северной Ирландии в семье пресвитерианского пастора. Для своего времени он получил великолепное образование – окончил классическую школу, а затем Королевский университетский колледж в Белфасте. Его привлекали математика, латинский и греческий языки, риторика, но к богословию он остался холоден, к огорчению родителей, мечтавших видеть сына пастором.

Уже тогда в сердце юноши вспыхнула страсть к путешествиям и романтическим приключениям – и в особенности его влекла Америка с ее безбрежными неосвоенными просторами. Однако тайком покидать родительский дом ему не пришлось – родители, поняв, что стремления сына далеки от церковной карьеры, сами купили ему билет на пароход, отправлявшийся через океан, и снабдили деньгами на первое время.

В 1840 г. Майн Рид прибыл в Новый Орлеан – крупнейший город рабовладельческого Юга. Там он быстро оказался без средств к существованию и был вынужден браться за любую работу. К тому же выяснилось, что образование, полученное на родине, здесь не имеет никакого применения. Молодому человеку довелось работать в фирме, занимавшейся перепродажей «живого товара», откуда он вскоре уволился, служить продавцом в лавке, домашним учителем, бродячим актером, участвовать в торговых и охотничьих экспедициях в глубь прерий.

К 1842–1843 гг. относятся первые литературные опыты Майн Рида – стихи и драматические произведения, не имевшие особого успеха. А осенью 1846 г. он перебрался в Нью-Йорк и начал работать в популярном еженедельнике «Дух времени». Но долго усидеть в редакции так и не смог – как раз в то время началась война между США и Мексикой, и Майн Рид, узнав о формировании отрядов добровольцев, встал в их ряды одним из первых. В марте 1847 г. в составе Первого нью-йоркского волонтерского полка он поднялся на борт корабля, отплывавшего к берегам Южной Мексики.

В ходе боевых действий лейтенант Майн Рид проявил настоящие чудеса храбрости, а в перерывах между боями и походами писал статьи и репортажи, которые публиковались в «Духе времени». Однако 13 сентября 1847 г. в ходе штурма крепости Чапультепек в пригороде Мехико он получил тяжелейшее ранение в бедро, потерял сознание от потери крови и остался на поле боя, заваленный трупами убитых. Майн Рида сочли погибшим, в американских газетах появились некрологи, а семья в Северной Ирландии получила извещение о его смерти.

Но каким-то чудом ему удалось выжить. Покинув госпиталь, он несколько месяцев провел в Мексике, знакомясь со страной и изучая ее природу, а весной 1859 г. вышел в отставку в чине капитана и вернулся в Нью-Йорк, чтобы снова заняться журналистикой. Именно в это время он начал писать свой первый роман, в основу которого легли впечатления от Мексиканской войны.

Однако в Америке найти издателя не удалось – и будущая литературная знаменитость отправилась в Англию. Но не ради публикации книги: в то время в ряде европейских стран вспыхнули освободительные революции, и в США формировались добровольческие отряды для оказания помощи повстанцам в Баварии и Венгрии. Во главе отряда волонтеров Томас Майн Рид отплыл в Европу, но, увы, опоздал – революция к тому времени была подавлена. Распродав оружие, он отправил своих единомышленников в США, а сам остался в Англии.

В Лондоне его ждала не только литературная слава, но и счастье всей его жизни. Тридцатилетний Майн Рид с первого взгляда влюбился в тринадцатилетнюю девочку из аристократической семьи – Элизабет Хайд. Спустя два года, преодолев отчаянное сопротивление родни Элизабет, он женился на возлюбленной, которая стала его верной спутницей, а затем и хранительницей литературного наследия писателя.

Успех первого романа Майн Рида – «Вольные стрелки» (1850) привлек к нему внимание издателей, и начиная с 1851 г. на прилавках книжных магазинов начали регулярно появляться его повести для детей, героями которых стали подростки, оказавшиеся в экстремальной ситуации. Первой вышла повесть «Жилище в пустыне», затем дилогия «Мальчики-охотники, или Приключения в поисках белого бизона», за которыми последовали еще два десятка увлекательнейших повествований, полных невероятных приключений.

Одновременно писатель работал и над «взрослыми» книгами. После «Вольных стрелков» вышел роман «Охотники за скальпами», который стал настоящим бестселлером – с момента его первого издания только в Великобритании было продано более миллиона экземпляров книги. Шумным успехом пользовались также романы «Белый вождь», «Квартеронка», «Оцеола»; но вершиной творчества Майн Рида, его шедевром, несомненно, стал роман «Всадник без головы».

Было бы удивительно, если бы в жизни этого необычного человека все складывалось гладко. Получая значительные гонорары, в 1866 г. он затеял вблизи Лондона строительство огромной асиенды (имения) в мексиканском стиле и в результате оказался по уши в долгах. От полного разорения писателя спасла публикация «Всадника без головы», однако это не остановило неугомонного отставного капитана – он основал собственную газету, которая прогорела, не просуществовав и полугода.

После этих неудач Майн Рид решил снова отправиться в Америку: там он надеялся поправить свое финансовое положение. В Нью-Йорке он опубликовал целый ряд коротких романов по заказу издательства «Бидл энд Адамс», которые возродили его писательскую славу. А тем временем в Европе – во Франции, Германии и России – стали одна за другой появляться литературные подделки, которые безвестные ремесленники публиковали под знаменитым псевдонимом «Капитан Майн Рид».

В 1869 г. писатель основал приключенческий журнал для американских подростков, но его издание вскоре пришлось прекратить: в феврале 1870 г. снова открылась рана, полученная на Мексиканской войне. Врачи сочли состояние Майн Рида безнадежным, но капитан выиграл и эту битву со смертью. Спустя четыре года все повторилось, началось заражение крови, и больше полугода потребовалось писателю, чтобы встать на ноги. Однако до конца жизни он оставался инвалидом и не мог передвигаться без помощи костылей, постоянно превозмогая мучительную боль.

Вместе с семьей он вернулся в Англию и поселился на ферме, продолжая время от времени заниматься литературным трудом. Именно тогда им были написаны романы «Капитан стрелков», «Королева озер» и «Гвен Уинн».

В начале октября 1883 г. рана снова дала о себе знать, и Майн Рид окончательно лишился возможности передвигаться. А спустя несколько недель его не стало.

Но капитан Майн Рид и в этот раз умудрился обвести смерть вокруг пальца: еще в течение шести лет после его кончины продолжали выходить в свет новые произведения писателя, которые он не успел опубликовать при жизни.


Глава 1


Над дикой бескрайней прерией, что раскинулась южнее старинного испанского городка Сан-Антонио-де-Бехар, – безоблачное лазурное небо и слепящее полуденное солнце. По выжженной равнине Техаса в сторону поселений на реке Леона тянутся фургоны; их десять, и над каждым – полукруглый парусиновый навес. Вокруг – ни признаков человеческого жилья, ни летящей птицы, ни бегущего зверя. Все живое в этот знойный час замирает и ищет тени. Фургоны, запряженные сильными мулами, нагружены съестными припасами, дорогой мебелью, черными рабынями и их детьми; чернокожие слуги идут рядом по обочине, кое-кто устало плетется позади, едва переступая израненными босыми ногами. Цепочку фургонов возглавляет легкий экипаж; на его козлах негр-кучер в ливрее изнывает от жары. С первого взгляда ясно, что это не бедный переселенец-северянин ищет счастья на новых землях, а богатый южанин, купивший обширную усадьбу и плантацию, направляется в свои владения с семьей, имуществом и рабами…



Караван возглавлял сам плантатор Вудли Пойндекстер – рослый, поджарый господин лет пятидесяти с горделивой осанкой и суровым, болезненно-желтым лицом. Одет он был дорого, но просто: на нем прекрасно сидели сюртук свободного покроя, шелковый жилет и нанковые панталоны. В вырезе жилета виднелась расстегнутая пуговица батистовой сорочки, перехваченной у ворота черной лентой. На ногах – башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей шляпы на лицо хозяина падала тень.

Рядом с плантатором ехали два всадника. По правую руку – сын, двадцатилетний юноша в белой панаме и легком костюме бледно-голубого цвета. Его открытое лицо было полно жизни, в отличие от старшего на семь лет двоюродного брата, отставного офицера-волонтера. Затянутый в суконную военную форму, он мрачно покачивался в седле слева от плантатора. Эту троицу на почтительном расстоянии сопровождал еще один всадник, в одежде победнее, – Джон Сансом, надсмотрщик над рабами, а заодно и проводник. Его рука крепко сжимала рукоять плети, а смуглое лицо с резкими чертами сохраняло выражение замкнутости и настороженности. В экипаже, достаточно вместительном и приспособленном для длительного путешествия, находились две молоденькие девушки. Одна, с ослепительно-белой кожей, была единственной дочерью Вудли Пойндекстера; вторая, чернокожая, – ее служанкой. Караван начал свой путь на берегах Миссисипи, в Луизиане.

Вудли Пойндекстер был потомком французских эмигрантов; еще совсем недавно он владел огромными плантациями сахарного тростника и слыл одним из самых богатых и гостеприимных аристократов американского Юга. Но расточительность довела его до разорения, и Пойндекстеру, к этому времени овдовевшему, пришлось покинуть обжитые места и отправиться вместе с семьей на юго-запад Техаса.

Караван продвигался медленно, словно ощупью, – на равнине не было наезженной дороги: лишь одинокие следы колес да примятая сухая трава. Путников мучили палящий зной и висящая над прерией гнетущая тишина. Но хоть мулы и тащились черепашьим шагом, миля за милей оставались позади, и южанин рассчитывал, что к ночи они будут на месте.

Однако не прошло и нескольких минут, как движение каравана остановил Джон Сансом. Он неожиданно погнал коня вперед, затем резко повернул и поскакал обратно к каравану, словно обнаружив препятствие. Плантатор решил было, что надсмотрщик заметил в отдалении индейцев, отряды которых, как говорили, нет-нет да и появляются в этих местах, и спросил всадника:

– Что случилось?

– Трава… В прерии был пожар.

– Но ведь запаха дыма нет. В чем же дело?

– Горело на днях, не сейчас, – всадник исподлобья взглянул на хозяина, – там вся земля черная.

– Ну и что? Горелая трава нам не помеха…

– Незачем поднимать шум из-за пустяков, – нахмурился племянник плантатора, отирая пот со лба.

– Но как же мы теперь отыщем дорогу, капитан Колхаун? – возразил проводник. – Старой колеи больше не видно, один пепел. Боюсь, мы собьемся с пути.

– Пустяки! Нужно просто пересечь выжженный участок и найти следы на той стороне. Вперед! – выкрикнул Колхаун.

Джон Сансом, хмуро покосившись на капитана, поскакал выполнять приказ. Будучи уроженцем восточных штатов, он, тем не менее, превосходно знал прерию и жизнь на пограничье. Караван тронулся, но, подойдя к границе выжженной травы, будто споткнулся. Нигде ни следа, ни колеи, ни единого уцелевшего растения – все превратилось в пепел. Черная равнина тянулась до самого горизонта.

– Джон прав, – озабоченно проговорил плантатор. – Что будем делать, Кассий?

– Продолжать путь, – капитан бросил взгляд в сторону экипажа, в окно которого выглядывало встревоженное нежное лицо его кузины. – Дядя! Река должна быть по ту сторону пожарища. Переправа найдется… Не возвращаться же нам назад. Положитесь на меня!

– Ладно. – Пойндекстер кивнул, соглашаясь, и дал знак погонщикам фургонов продолжать движение. – Надеюсь, мы не заблудимся…

Пройдя еще около мили, караван снова остановился, однако теперь приказ об остановке отдал сам Колхаун. Кое-что в окружающем ландшафте изменилось, но не к лучшему. По-прежнему равнина оставалась гладкой, как доска, и черной, лишь кое-где виднелись цепочки холмов, а в низинах – голые остовы деревьев и кустов акации, стоявшие в одиночку и группами. Было решено двигаться через ближайшую низину, огибая сгоревшие в пожаре рощицы. Капитана покинула его самоуверенность, он все чаще оглядывался назад, пока наконец на его хмуром лице не появилась довольная ухмылка, – пожарище внезапно закончилось, и головной экипаж снова выкатился на наезженную дорогу.

Всадники сразу заметили следы колес и конских копыт – совсем свежие, будто час назад здесь прошел такой же караван. Он, должно быть, также двигался к берегам Леоны; возможно, это был правительственный обоз, направлявшийся в форт Индж. Оставалось лишь идти по его следам, что и было сделано, – форт находился неподалеку от новой усадьбы Вудли Пойндекстера.

Обоз прошел еще около мили по дороге – и Кассию Колхауну пришлось с досадой признать, что следы сорока четырех колес, по которым двигался караван, оставлены одним экипажем и десятью фургонами, причем теми же самыми, что сейчас плелись позади него и вместе с которыми он проделал весь путь от залива Матагорда.

Теперь не оставалось никаких сомнений – караван Вудли Пойндекстера описал широкий круг, двигаясь по следам собственного обоза.

Глава 2

Сделав это открытие, капитан Кассий Колхаун натянул поводья, сдерживая коня, и разразился бранью. Он узнал и местность, и следы босых ног чернокожих рабов, и даже отпечаток треснувшей подковы собственной лошади. И в этом ему, хоть и с большой неохотой, но пришлось признаться плантатору. Досада от того, что они напрасно проделали путь в целых две мили, не шла ни в какое сравнение с его ущемленным самолюбием: взяв на себя роль проводника, он опозорился как мальчишка, тем более что накануне сам же поссорился с опытным проводником, нанятым его дядей в Индианоле, и уволил его.

Караван опять остановился; Вудли Пойндекстер больше не задавал вопросов, поняв, что до наступления темноты, как он рассчитывал, прибыть на место не удастся. И не было бы в том особой беды, если бы не широкая полоса выжженной прерии. Теперь у них масса хлопот: воды, чтобы напоить лошадей и мулов, у них в обрез, кормить животных нечем, предстоит ночь под открытым небом в глухой местности, но главное – они остались без опытного проводника, ориентирующегося в каждой тропке. На племянника, зная его упрямый и вспыльчивый нрав, плантатор не сердился, однако то, что они потеряли дорогу, подействовало на него угнетающе. Почувствовав неуверенность в поведении Кассия, он отвернулся и поглядел на небо.

Солнце, все еще палящее, понемногу склонялось к западу. Южанин заметил черных грифов, которые уже кружили в вышине над ними, а несколько птиц спустились так низко, что ему стало не по себе. Он хотел было посоветоваться с сыном, что делать дальше, как до его ушей донеслись радостные крики негров: к каравану галопом приближался всадник.

Это была поистине приятная неожиданность!

– Он мчится в нашу сторону, я не ошибаюсь? – воскликнул Вудли Пойндекстер.

– Верно, отец. – Генри принялся размахивать панамой, подняв ее высоко над головой, чтобы привлечь внимание незнакомца.

Однако это не требовалось: всадник и без того заметил караван. Вскоре он приблизился настолько, что его можно было рассмотреть получше.

– Мексиканец, судя по одежде, – пробормотал Генри.

– Тем лучше, наверняка знает дорогу, – вполголоса отозвался плантатор и слегка приподнял шляпу, приветствуя всадника, который осадил своего разгоряченного коня прямо перед ними.

– Добрый день, кабальеро! – проговорил по-испански капитан. – Вы мексиканец?

– Нет, сеньоры, – незнакомец сдержанно улыбнулся и тут же перешел на английский. – Мы лучше поймем друг друга на вашем родном языке. Ведь вы американцы из южных штатов? – всадник кивнул в сторону черных невольников. – И впервые в наших краях, так? И к тому же сбились с дороги. По чистой случайности я заметил ваши следы, когда ехал по прерии, и решил хоть чем-то помочь…

– Сэр, – с некоторой долей высокомерия произнес плантатор, – мы были бы весьма признательны вам за помощь. Мое имя Вудли Пойндекстер. Я купил усадьбу на берегу Леоны, вблизи форта Индж. Мы рассчитывали добраться туда засветло. Как вы считаете, это возможно?

– Посмотрим. – Незнакомец поскакал к ближайшему холму, крикнув на ходу: – Я сейчас вернусь!

Из-за занавесок кареты на всадника заинтересованно смотрели девичьи глаза – в них блестело не только ожидание, но и жгучее любопытство. Молодой человек лет двадцати пяти, стройный и широкоплечий, в живописном костюме мексиканского скотовода, уверенно сидел в седле породистой гнедой лошади, нетерпеливо рывшей копытом землю, пока ее хозяин вглядывался в окрестности. На солнце поблескивал золотой позумент, украшавший его черную шляпу; крепкие ноги были обуты в высокие сапоги из бизоньей шкуры, бедра обтягивали брюки со шнуровкой вместо лампасов, алый шелковый шарф туго стягивал тонкую талию… Едва ли не впервые в жизни сердце Луизы Пойндекстер билось так горячо. Незнакомец был бы польщен, если бы узнал, какие чувства он вызвал в груди юной креолки.

Однако всадник даже не подозревал о ее существовании. Его взгляд лишь скользнул по запыленному экипажу, когда он возвращался к владельцу фургонов.

– Помочь с приметами я вам не смогу, сэр. Вам придется ехать по следам моей лошади, чтобы переправиться через Леону в пяти милях ниже пограничного форта. Я направляюсь к тому же броду… – Незнакомец на секунду задумался. – Однако это не лучший выход. После пожара здесь успели побывать дикие мустанги, которые оставили множество отпечатков копыт… Мне очень жаль, мистер Пойндекстер, что не смогу сопровождать вас. Я должен срочно прибыть в форт с важной депешей. И все же – моя лошадь подкована, след ее заметно отличается от следов дикарей. Ориентируйтесь по солнцу – оно все время должно быть у вас справа. Миль пять продолжайте двигаться прямо, никуда не сворачивая, там увидите верхушку высокого кипариса. Ствол его на закате виден издалека – он почти пурпурного цвета. Кипарис стоит на самом берегу реки, недалеко от брода…

Всадник оглянулся на карету и перехватил темный, блестящий и полный нежности взгляд молодой девушки, но поспешно отвернулся, словно опасаясь выдать себя ответным восхищенным взглядом и показаться чрезмерно дерзким.

– У меня времени в обрез, поэтому прошу простить за то, что оставляю вас на произвол судьбы, – сказал он плантатору.

– Мы вам сердечно благодарны, солнце поможет нам не сбиться с пути, а…

– Лишь бы погода не подвела, – подумав, заметил всадник. – На севере собираются тучи, но надеюсь, вы все-таки успеете добраться до реки… А, вот что: лучше держитесь следа моего лассо!

Незнакомец снял с седла свернутую в кольца волосяную веревку и, прикрепив один ее конец к кольцу на седле, бросил другой на землю. Затем, вежливо приподняв шляпу, дал шпоры коню и снова понесся по прерии. Его лассо подняло облако черной пыли и оставляло на выжженной земле полосу, похожую на след огромной змеи.

– Удивительный молодой человек! – задумчиво проговорил плантатор. – Он даже не представился.

– Самоуверенный парень, я бы сказал, – буркнул капитан, от которого не укрылся взгляд, брошенный незнакомцем в сторону кареты. – Что до его имени, то можно не сомневаться – оно оказалось бы вымышленным. Техас битком набит такими молодчиками с темным прошлым…

– Послушай, Кассий, – возразил молодой Пойндекстер, – ты несправедлив. Он вел себя как истинный джентльмен.

– Генри, ты где-нибудь встречал джентльмена, который рядился бы в мексиканские тряпки? Бьюсь об заклад, что это какой-нибудь проходимец… Ну и Бог с ним; хочу перемолвиться словечком с твоей сестрой.

Во время разговора с капитаном Луиза не сводила глаз с удалявшегося всадника.

– В чем дело, Лу? – прошептал Колхаун, подъехав вплотную к экипажу. – Может, ты хочешь догнать его? Еще не поздно – я уступлю тебе свою лошадь.

В ответ ему прозвучал звонкий смех.

– Этот бродяга так пленил тебя? – не сдавался капитан. – Так знай – это всего лишь ворона в павлиньих перьях…

– Кассий, почему ты так злишься?

– Ты ведешь себя неприлично, Луиза. Я уверен, что это простой курьер из скотоводов, нанятый офицерами форта.

– Ты думаешь? – девушка лукаво покосилась на своего раздраженного родственника. – Я бы не прочь получать любовные записки из рук такого курьера.

– Смотри, чтобы отец тебя не услышал!



– Не учи меня, Кассий, как вести себя! – Луиза мгновенно смахнула с лица шутливую улыбку. – Хоть твой дядюшка и считает тебя верхом совершенства, ты для меня всего лишь капитан Колхаун. Может, только самую каплю – двоюродный брат. Но и в этом случае я не потерплю, чтобы мне читали нотации… Существует только один человек, советоваться с которым я считаю себя обязанной, и только ему я позволила бы меня упрекнуть. Советую тебе впредь воздержаться от подобных нравоучений – ты не мой избранник!

Умолкнув, девушка снова откинулась на подушки экипажа и задернула занавески кареты, давая понять, что больше не нуждается в присутствии кузена.

Крики погонщиков вывели Колхауна из замешательства. Фургоны снова двинулись в путь по черной прерии, цвет которой вполне соответствовал настроению капитана.

Вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.

Но он не покидает своего зеленого ложа, даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы – дикие степные лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает голову–над высокой травой показываются его рога–и слушает: не повторится ли звук?

Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе. Можно различить звон металла, удар стали о камень.

Этот звук, такой тревожный для оленя, вызывает быструю перемену в его поведении. Он стремительно вскакивает и мчится по прерии; но скоро он останавливается и оглядывается назад, недоумевая: кто потревожил его сон?

В ясном лунном свете южной ночи олень узнает злейшего своего врага – человека. Человек приближается верхом на лошади.

Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова бежать, но что-то в облике всадника– что-то неестественное -приковывает его к месту.

Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад голову и продолжает смотреть–в его больших карих глазах отражаются страх и недоумение.

Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную фигуру?

Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный, взнузданный,– в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он пугает и заставляет недоумевать – в его облике есть что-то уродливое, жуткое.

Силы небесные! У всадника нет головы!

Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного всадника.

Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы продолжает свой путь.

Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным шагом.

Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву. Ни голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя, останавливается.

Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости. Ни единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна – единственные свидетели его молчаливых раздумий.

На плечи всадника наброшено серапе , которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.

Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости,– его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул головой и радостно заржал – с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки – вот что заставило коня мчаться быстрее.

Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен. Конь с жадностью пьет; утолив жажду, он переправляется через реку и быстрой рысью взбирается по крутому берегу.

Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая, пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян -словно гром загрохотал в белом облаке пара.

Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова продолжает свой путь.

Видимо, подгоняемая шпорами и направляемая рукой седока, лошадь больше не сбивается с пути, а бежит уверенно вперед, словно по знакомой тропе.

Впереди, до самого горизонта, простираются безлесные просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных сумерках лунного света.

Глава I. ВЫЖЖЕННАЯ ПРЕРИЯ

Полуденное солнце ярко светит с безоблачного лазоревого неба над бескрайней равниной Техаса около ста миль южнее старого испанского города Сан-Антонио-де-Бехар. В золотых лучах вырисовываются предметы, необычные для дикой прерии,– они говорят о присутствии людей там, где не видно признаков человеческого жилья.

Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; над каждым–полукруглый верх из белоснежного полотна.

Их десять – слишком мало для торгового каравана или правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу моря и теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.

Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно о нем догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о том, что они запряжены; а убегающая в испуге антилопа и взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их дикие владения?

Кроме этого, во всей прерии не видно никакого движения: ни летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.

Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную жару, продолжает свой путь.

Каждый фургон запряжен восемью сильными мулами. Они везут большое количество съестных припасов, дорогую, можно даже сказать – роскошную, мебель, черных рабынь и их детей; чернокожие невольники идут пешком рядом с обозом, а некоторые устало плетутся позади, еле переступая израненными босыми ногами. Впереди едет легкая карета, запряженная выхоленными кентуккскими мулами; на ее козлах черный кучер в ливрее изнывает от жары. Все говорит о том, что это не бедный поселенец из северных штатов ищет себе новую родину, а богатый южанин, который уже приобрел усадьбу и едет туда со своей семьей, имуществом и рабами.

И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который высадился с семьей в Индианоле, нa берегу залива Матагорда, и теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.

Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер–высокий, худощавый человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом и с горделиво суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На ногах, вдетых в стремена,– башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.

Рядом с ним едут два всадника, один справа, другой слева: это юноша лет двадцати и молодой человек лет на шесть-семь старше.

Первый–сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную физиономию третьего всадника – его кузена.

На юноше французская блуза из хлопчатобумажной ткани небесно-голубого цвета, панталоны из того же материала; этот костюм – самый подходящий для южного климата – очень к лицу юноше, так же как и белая панама.

Его двоюродный брат – отставной офицер-волонтер – одет в военную форму из темно-синего сукна, на голове у него суконная фуражка.

Майн Рид.

Всадник без головы

Техасский олень, дремавший в тиши ночной саванны , вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.

Но он не покидает своего зеленого ложа, даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы – дикие степные лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает голову–над высокой травой показываются его рога–и слушает: не повторится ли звук?

Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе. Можно различить звон металла, удар стали о камень.

Этот звук, такой тревожный для оленя, вызывает быструю перемену в его поведении. Он стремительно вскакивает и мчится по прерии; но скоро он останавливается и оглядывается назад, недоумевая: кто потревожил его сон?

В ясном лунном свете южной ночи олень узнает злейшего своего врага – человека. Человек приближается верхом на лошади.

Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова бежать, но что-то в облике всадника– что-то неестественное -приковывает его к месту.

Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад голову и продолжает смотреть–в его больших карих глазах отражаются страх и недоумение.

Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную фигуру?

Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный, взнузданный,– в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он пугает и заставляет недоумевать – в его облике есть что-то уродливое, жуткое.

Силы небесные! У всадника нет головы!

Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного всадника.

Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы продолжает свой путь.

Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным шагом.

Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву. Ни голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя, останавливается.

Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости. Ни единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна – единственные свидетели его молчаливых раздумий.

На плечи всадника наброшено серапе , которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.

Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости,– его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул головой и радостно заржал – с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки – вот что заставило коня мчаться быстрее.

Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен. Конь с жадностью пьет; утолив жажду, он переправляется через реку и быстрой рысью взбирается по крутому берегу.

Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая, пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян -словно гром загрохотал в белом облаке пара.

Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова продолжает свой путь.

Видимо, подгоняемая шпорами и направляемая рукой седока, лошадь больше не сбивается с пути, а бежит уверенно вперед, словно по знакомой тропе.

Впереди, до самого горизонта, простираются безлесные просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных сумерках лунного света.

Глава I. ВЫЖЖЕННАЯ ПРЕРИЯ

Полуденное солнце ярко светит с безоблачного лазоревого неба над бескрайней равниной Техаса около ста миль южнее старого испанского города Сан-Антонио-де-Бехар. В золотых лучах вырисовываются предметы, необычные для дикой прерии,– они говорят о присутствии людей там, где не видно признаков человеческого жилья.

Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; над каждым–полукруглый верх из белоснежного полотна.

Их десять – слишком мало для торгового каравана или правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу моря и теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.

Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно о нем догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о том, что они запряжены; а убегающая в испуге антилопа и взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их дикие владения?

Кроме этого, во всей прерии не видно никакого движения: ни летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.

Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную жару, продолжает свой путь.

Каждый фургон запряжен восемью сильными мулами. Они везут большое количество съестных припасов, дорогую, можно даже сказать – роскошную, мебель, черных рабынь и их детей; чернокожие невольники идут пешком рядом с обозом, а некоторые устало плетутся позади, еле переступая израненными босыми ногами. Впереди едет легкая карета, запряженная выхоленными кентуккскими мулами; на ее козлах черный кучер в ливрее изнывает от жары. Все говорит о том, что это не бедный поселенец из северных штатов ищет себе новую родину, а богатый южанин, который уже приобрел усадьбу и едет туда со своей семьей, имуществом и рабами.

И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который высадился с семьей в Индианоле, нa берегу залива Матагорда, и теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.

Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер–высокий, худощавый человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом и с горделиво суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На ногах, вдетых в стремена,– башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.

Рядом с ним едут два всадника, один справа, другой слева: это юноша лет двадцати и молодой человек лет на шесть-семь старше.

Первый–сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную физиономию третьего всадника – его кузена.

На юноше французская блуза из хлопчатобумажной ткани небесно-голубого цвета, панталоны из того же материала; этот костюм – самый подходящий для южного климата – очень к лицу юноше, так же как и белая панама.

Его двоюродный брат – отставной офицер-волонтер – одет в военную форму из темно-синего сукна, на голове у него суконная фуражка.

Действие происходит в 1850-х гг. По техасской прерии едут фургоны - это переезжает из Луизианы в Техас разорившийся плантатор Вудли Пойндекстер. С ним едут сын Генри, дочь Луиза и племянник, отставной капитан Кассий Колхаун. Внезапно они теряют колею - перед ними выжженная прерия. Путь каравану указывает молодой всадник в мексиканском костюме. Караван продолжает движение, но вскоре всадник появляется снова, на этот раз чтобы спасти переселенцев от урагана. Он говорит, что его зовут Морис Джеральд, или Морис-мустангер, поскольку он охотник за дикими лошадьми. Луиза с первого взгляда влюбляется в него.

Вскоре в Каса-дель-Корво, где поселились Пойндекстеры, должен состояться званый обед по случаю новоселья. В самый разгар торжества появляется Морис-мустангер с табуном лошадей, которых поймал по заказу Пойндекстера. Среди них выделяется мустанг редкой крапчатой окраски. Пойндекстер предлагает за него крупную сумму, но мустангер отказывается от денег и преподносит мустанга в дар Луизе.

Через некоторое время комендант расположенного неподалёку от Каса-дель-Корво форта Индж устраивает ответный приём - пикник в прерии, во время которого предполагается охота на мустангов. Проводником выступает Морис. Едва участники пикника располагаются на привале, как появляется табун диких кобыл, и крапчатая кобыла, поскакав за ними, уносит Луизу в прерию. Морис опасается, как бы крапчатая, догнав свой табун, не попыталась избавиться от наездницы, и бросается в погоню. Вскоре он нагоняет девушку, но им грозит новая опасность - на них скачет табун диких жеребцов, крайне агрессивных в это время года. Морису с Луизой приходится спасаться бегством, но окончательно от преследования они избавляются лишь тогда, когда мустангер метким выстрелом убивает вожака.

Герои остаются наедине, и Морис приглашает Луизу к себе в хижину. Девушка приятно удивлена, увидев там книги и другие мелочи, свидетельствующие об образованности хозяина.

Тем временем сгорающий от ревности Кассий Колхаун идёт по следам Мориса и Луизы и в конце концов встречает их. Они медленно едут рядом, и ревность разгорается в нем с новой силой.

Вечером того же дня мужчины пьют в баре единственной в посёлке гостиницы «На привале», которую держит немец Франц Обердофер. Колхаун предлагает тост, оскорбительный для ирландца Мориса Джеральда, и при этом толкает его. В ответ тот выплёскивает Колхауну в лицо стакан виски. Всем ясно, что ссора закончится перестрелкой.

Действительно, тут же, в баре, происходит дуэль. Оба участника ранены, но мустангеру все же удаётся приставить к виску Колхауна пистолет. Тот вынужден извиниться.

Из-за ран Колхаун и Морис-мустангер должны соблюдать постельный режим, но Колхаун окружён заботой, а мустангер томится в убогой гостинице. Но вскоре к нему начинают поступать корзины с провизией - это дары Исидоры Коварубио де Лос-Льянос, спасённой им когда-то из рук пьяных индейцев и влюблённой в него. Об этом становится известно Луизе, и, мучимая ревностью, она подстраивает встречу с мустангером. Во время встречи между ними происходит объяснение в любви.

Когда Луиза в очередной раз собирается на конную прогулку, отец запрещает ей выезжать под предлогом того, что команчи вышли на тропу войны. Девушка удивительно легко соглашается и начинает увлекаться стрельбой из лука - с помощью стрел она обменивается письмами с Морисом-мустангером.

За обменом письмами следуют тайные ночные встречи во дворе усадьбы. Свидетелем одной из таких встреч становится Кассий Колхаун, который хочет использовать это как предлог разделаться с мустангером руками Генри Пойндекстера. Между Генри и Морисом происходит ссора, но Луиза уговаривает брата догнать мустангера и извиниться перед ним.

Взбешённый Колхаун пытается натравить на Мориса некоего Мигуэля Диаса, у которого свои счёты с ирландцем из-за Исидоры, но тот оказывается мертвецки пьян. Тогда Колхаун сам едет вслед за Морисом и Генри.

На следующий день выясняется, что Генри пропал. Неожиданно у ворот усадьбы появляется его конь со следами запёкшейся крови. Подозревают, что на юношу напали команчи. Офицеры форта и плантаторы собираются на поиски.

Неожиданно появляется хозяин гостиницы. Он рассказывает, что накануне ночью мустангер уплатил по счету и съехал. Вскоре у гостиницы появился Генри Пойндекстер. Выяснив, в каком направлении уехал мустангер, он поскакал за ним.

Поисковый отряд едет по лесной просеке, как вдруг на фоне заходящего солнца взорам собравшихся предстаёт всадник без головы. Отряд пытается пройти по его следам, но следы теряются в «меловой прерии». Поиски решено отложить до утра, и майор, комендант форта, сообщает о найденных следопытом Спенглером уликах, исключающих причастность индейцев. Подозрение в убийстве падает на Мориса Джеральда, и все решают утром ехать к его хижине.

В это время в Каса-дель-Корво приходит охотник Зебулон (Зеб) Стумп, друг Мориса. Луиза пересказывает ему слухи о смерти брата и причастности к ней Мориса Джеральда. По её просьбе охотник отправляется к мустангеру, чтобы спасти его от линчевания.

Когда охотник оказывается в хижине, прибегает собака Тара с привязанной к ошейнику визитной карточкой Мориса, Там кровью написано, где его можно найти. Зеб Стумп появляется как раз вовремя, чтобы спасти раненого друга от ягуара. Тем временем Луиза с крыши усадьбы видит всадника, похожего на Мориса. Поскакав за ним, она находит в лесу записку Исидоры к Морису. В девушке вспыхивает ревность, и она решает вопреки приличиям ехать к возлюбленному, чтобы проверить свои подозрения. В хижине мустангера она встречает Исидору. При виде соперницы та покидает хижину.

Благодаря Исидоре поисковый отряд легко находит жилище мустангера, в котором Вудли Пойндекстер обнаруживает свою дочь. Он отправляет её домой. И вовремя, поскольку собравшиеся готовы уже линчевать предполагаемого убийцу, в основном благодаря ложным показаниям Колхауна. Ей удаётся на время отсрочить казнь, но страсти вспыхивают с новой силой, и находящегося в бессознательном состоянии мустангера снова готовы вздёрнуть на сук. На этот раз его спасает Зеб Стумп, требующий справедливого суда. Мориса Джеральда доставляют на гауптвахту в форт Индж.

Зеб Стумп идёт по следам участников драмы. Во время поисков ему удаётся с близкого расстояния увидеть всадника без головы, и он убеждается, что это Генри Пойндекстер.

В ожидании суда Колхаун просит у дяди руки Луизы - тот является его должником и вряд ли сможет отказать. Но Луиза не хочет и слышать об этом. Тогда на суде Колхаун рассказывает о её тайном свидании с мустангером и о ссоре последнего с Генри. Луиза вынуждена признать, что это так.

Из рассказа Мориса на суде становится известно, что после ссоры они встретились с Генри в лесу, помирились и в знак дружбы обменялись накидками и шляпами. Генри уехал, а Морис решил заночевать в лесу. Неожиданно его разбудил выстрел, но он не придал ему значения и снова уснул, а утром обнаружил труп Генри с отрезанной головой. Чтобы доставить его родным, труп пришлось посадить в седло принадлежавшего Морису мустанга, так как конь Генри не желал везти эту мрачную ношу. Сам мустангер сел на коня Генри, но не взял в руки поводья, поэтому не смог управлять им, когда тот понёс. В результате бешеной скачки мустангер ударился головой о сук и слетел с коня.

В этот момент появляется Зеб Стумп, который ведёт с собой Колхауна и всадника без головы. Он видел, как Колхаун пытался поймать всадника, чтобы избавиться от улик, и даёт понять на суде, что Колхаун и есть убийца. Доказательством служит извлечённая из трупа пуля с инициалами Колхауна и адресованное ему письмо, которое он использовал в качества пыжа. Уличённый Колхаун пытается бежать, но Морис-мустангер ловит его.

Колхаун признается в убийстве, которое совершил по ошибке: он целился в мустангера, не зная, что тот поменялся одеждой с его двоюродным братом. Но прежде чем выслушать приговор, Колхаун стреляет в мустангера, которого спасает от смерти подаренный Луизой медальон. В отчаянии Колхаун пускает себе пулю в лоб.

Тут же выясняется, что Морис Джеральд - обладатель большого состояния. Он женится на Луизе и выкупает у наследника Колхауна (оказывается, у того был сын) Каса-дель-Корво. При них счастливо живут слуга Фелим О’Нил и Зеб Стумп, поставляющий дичь к столу. Через десять лет у Мориса с Луизой уже шестеро детей.

Вскоре после свадьбы Мориса и Луизы Мигуэль Диас из ревности убивает Исидору, за что его вешают на первом же суку.

Пересказала

© Макарова А.Ю., перевод на русский язык. Наследник, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Пролог

Техасский олень, дремавший в тиши ночной саванны1
Сав?нна – американская степь, покрытая высокой сочной травой.

Вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.

Но он не покидает своего ложа, даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы – дикие степные лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает голову – над высокой травой показываются его рога – и слушает: не повторится ли звук?

Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе. Можно различить звон металла, удар стали о камень.

Этот звук, такой тревожный для оленя, вызывает быструю перемену в его поведении. Он стремительно вскакивает и мчится по прерии; но скоро он останавливается и оглядывается назад, недоумевая: кто потревожил его сон?

В ясном лунном свете южной ночи олень узнает злейшего своего врага – человека. Человек приближается верхом на лошади.

Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова бежать; но что-то в облике всадника – что-то неестественное – приковывает его к месту.

Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад голову и продолжает смотреть – в его больших карих глазах отражаются страх и недоумение.

Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную фигуру?

Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный, взнузданный, – в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он пугает и заставляет недоумевать – в его облике есть что-то уродливое, жуткое.

Силы небесные! У всадника нет головы!

Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного всадника.

Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы продолжает свой путь.

Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным шагом.

Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву. Ни голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя, останавливается.

Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости.

Ни единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна – единственные свидетели его молчаливых раздумий.

На плечи всадника наброшено серапе2
Серап? – широкий мексиканский плащ.

Которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.

Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости, – его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул головой и радостно заржал – с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки – вот что заставило коня мчаться быстрее.

Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен. Конь с жадностью пьет; утолив жажду, он переправляется через реку и быстрой рысью взбирается по крутому берегу.

Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая, пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян – словно гром загрохотал в белом облаке пара.

Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова продолжает свой путь.

Видимо, подгоняемая шпорами и направляемая рукой седока, лошадь больше не сбивается с пути, а бежит уверенно вперед, словно по знакомой тропе.

Впереди, до самого горизонта, простираются безграничные просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных сумерках лунного света.

Глава I
Выжженная прерия

Полуденное солнце ярко светит с безоблачного лазоревого неба над бескрайней равниной Техаса около ста миль южнее старого испанского города Сан-Антонио-де-Бехар. В золотых лучах вырисовываются предметы, необычные для дикой прерии, – они говорят о присутствии людей там, где не видно признаков человеческого жилья.

Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; над каждым – полукруглый верх из белоснежного полотна.

Их десять – слишком мало для торгового каравана или правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу залива и теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.

Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно об этом догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о том, что они запряжены, а убегающая в испуге антилопа и взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их дикие владения?

Во всей прерии не видно никакого движения: ни летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.

Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную жару, продолжает свой путь.

Каждый фургон запряжен восемью сильными мулами. Они везут большое количество съестных припасов, дорогую, можно даже сказать – роскошную, мебель, черных рабынь и их детей; чернокожие невольники идут пешком рядом с обозом, а некоторые устало плетутся позади, еле переступая израненными босыми ногами. Впереди едет легкая карета, запряженная выхоленными кентуккскими мулами; на ее козлах черный кучер в ливрее изнывает от жары. Все говорит о том, что это не бедный поселенец из северных штатов ищет себе новую родину, а богатый южанин, который уже приобрел усадьбу и едет туда со своей семьей, имуществом и рабами.

И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который высадился с семьей в Индианоле, на берегу залива Матагорда, и теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.

Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер – высокий, худощавый человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом и с горделиво-суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На ногах, вдетых в стремена, – башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.

Рядом с ним едут два всадника, один справа, другой слева: это юноша лет двадцати и молодой человек лет на шесть-семь старше.

Первый – сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную физиономию третьего всадника – его кузена.

На юноше французская блуза из хлопчатобумажной ткани небесно-голубого цвета, панталоны из того же материала; этот костюм – самый подходящий для южного климата – очень к лицу юноше, так же как и белая панама.

Его двоюродный брат – отставной офицер-волонтер – одет в военную форму из темно-синего сукна, на голове у него суконная фуражка.

Еще один всадник скачет неподалеку; у него тоже белая кожа – правда, не совсем белая. Грубые черты его лица, дешевая одежда, плеть, которую он держит в правой руке, так искусно ею щелкая, – все говорит о том, что это надсмотрщик над чернокожими, их мучитель.

В «карриоле» – легкой карете, представляющей нечто среднее между кабриолетом и ландо, – сидят две девушки. У одной из них кожа ослепительно-белая, у другой – совсем черная. Это единственная дочь Вудли Пойндекстера и ее чернокожая служанка.

Путешественники едут с берегов Миссисипи, из штата Луизиана.

Сам плантатор – не уроженец этого плата; другими словами – не креол3
Кре?лы – потомки французов или испанцев, ранних переселенцев в Америку. Они сохраняют свой национальный язык и обычаи.

По лицу же его сына и особенно по тонким чертам его дочери, которая время от времени выглядывает из-за занавесок кареты, легко догадаться, что они потомки французской эмигрантки, одной из тех, которые более столетия назад пересекли Атлантический океан.

Вудли Пойндекстер, владелец крупных сахарных плантаций, был одним из наиболее надменных, расточительных и хлебосольных аристократов Юга. В конце концов он разорился, и ему пришлось покинуть свой дом на Миссисипи и переехать с семьей и горсточкой оставшихся негров в дикие прерии Техаса.

Солнце почти достигло зенита. Путники идут медленно, наступая на собственные тени. Расслабленные нестерпимой жарой, белые всадники молча сидят в своих седлах. Даже негры, менее чувствительные к зною, прекратили свою болтовню и, сбившись в кучки, безмолвно плетутся позади фургонов.

Тишина, томительная, как на похоронах, время от времени прерывается лишь резким, словно выстрел пистолета, щелканьем кнута или же громким бархатистым «уоа», срывающимся с толстых губ то одного, то другого чернокожего возницы.

Медленно движется караван, как будто он идет ощупью. Собственно, настоящей дороги нет. Она обозначена только следами колес проехавших ранее повозок, следами, заметными лишь по раздавленным стеблям сочной травы.

Несмотря на свой черепаший шаг, лошади, запряженные в фургоны, делают все, что в их силах. Плантатор предполагает, что до новой усадьбы осталось не больше двадцати миль. Он надеется добраться туда до наступления ночи. Поэтому он и решил продолжать путь, невзирая на полуденную жару.

Вдруг надсмотрщик делает знак возницам, чтобы они остановили обоз. Отъехав на сотню ярдов вперед, он внезапно натянул поводья, как будто перед каким-то препятствием.

Он мчится к обозу. В его жестах – тревога. Что случилось?

Не индейцы ли? Говорили, что они появляются в этих местах.

– Что случилось, мистер Сансом? – спросил плантатор, когда всадник приблизился.

– Трава выжжена. В прерии был пожар.

– Был пожар? Но ведь сейчас прерия не горит, – быстро спрашивает хозяин обоза, бросая беспокойный взгляд в сторону кареты. – Где? Я не вижу дыма.

– Нет, сэр, – бормочет надсмотрщик, поняв, что он поднял напрасную тревогу, – я не говорил, что она сейчас горит, я только сказал, что прерия горела и вся земля стала черной, что твоя пиковая десятка.

– Ну, это не беда! Мне кажется, мы так же спокойно можем путешествовать по черной прерии, как и по зеленой.

– Глупо, Джон Сансом, поднимать шум из-за пустяков!.. Эй вы, черномазые, пошевеливайтесь! Берись за кнуты! Погоняй! Погоняй!

– Но скажите, капитан Колхаун, – возразил надсмотрщик человеку, который так резко отчитал его, – как же мы найдем дорогу?

– Зачем искать дорогу? Какой вздор! Разве мы с нее сбились?

– Боюсь, что да. Следов колес не видно: они сгорели вместе с травой.

– Пустяки! Как будто нельзя пересечь выжженный участок и без следов. Мы найдем их на той стороне.

– Да, если только там осталась другая сторона, – простодушно ответил надсмотрщик, который, хотя и был уроженцем восточных штатов, не раз бывал и на западной окраине прерии и знал, что такое пограничная жизнь. – Что-то ее не видно, хоть я и с седла гляжу!..

– Погоняй, черномазые! Погоняй! – закричал Колхаун, прервав разговор.

Пришпорив лошадь, он поскакал вперед, давая этим понять, что распоряжение должно быть выполнено.

Обоз опять тронулся, но, подойдя к границе выжженной прерии, внезапно остановился.

Всадники съезжаются вместе, чтобы обсудить, что делать. Положение трудное – в этом все убедились, взглянув на равнину, которая расстилалась перед ними.

Кругом не видно ничего, кроме черных просторов. Нигде никакой зелени – ни стебелька, ни травинки. Пожар свирепствовал недавно – во время летнего солнцестояния. Созревшие травы и яркие цветы прерии – все превратилось в пепел под разрушающим дыханием огня.

Впереди, направо, налево, насколько хватает зрения, простирается картина опустошения. Небо теперь не лазоревое – оно стало темно-синим, а солнце, хотя и не заслонено облаками, как будто не хочет здесь светить и словно хмурится, глядя на мрачную землю.

Надсмотрщик сказал правду: не осталось и следов дороги.

Пожар, испепеливший созревшие травы прерии, уничтожил и следы колес, указывавших раньше дорогу.

– Что же нам делать? – Этот вопрос задает сам плантатор, и в голосе его звучит растерянность.

– Что делать, дядя Вудли?.. Конечно, продолжать путь. Река должна быть по ту сторону пожарища. Если нам не удастся найти переправу на расстоянии полумили, мы поднимемся вверх по течению или спустимся вниз… Там видно будет.

– Но, Кассий, ведь этак мы заблудимся!

– Вряд ли… Мне кажется, что выгоревшее пространство не так велико. Не беда, если мы немного собьемся с дороги: все равно, рано или поздно, мы выйдем к реке в том или ином месте.

– Хорошо, мой друг. Тебе лучше знать, я положусь на тебя.

– Не бойтесь, дядя. Мне случалось бывать и не в таких переделках… Вперед, негры! За мной!

И отставной офицер бросил самодовольный взгляд в сторону кареты, из-за занавесок которой выглянуло прекрасное, слегка встревоженное лицо девушки. Колхаун пришпорил лошадь и самоуверенно поскакал вперед.

Вслед за щелканьем кнутов слышится топот копыт восьмидесяти мулов, смешанный со скрипом колес. Фургоны снова двинулись в путь.

Мулы идут быстрее. Черная поверхность, непривычная для глаз животных, словно подгоняет их; едва успев коснуться пепла копытами, они тотчас же снова поднимают ноги. Молодые мулы храпят в испуге. Мало-помалу они успокаиваются и, глядя на старших, идут вслед за ними ровным шагом.

Так караван проходит около мили. Затем он снова останавливается. Это распоряжение отдал человек, который сам вызвался быть проводником. Он натягивает поводья, но в позе его уже нет прежней самоуверенности. Должно быть, он озадачен, не зная, куда ехать.

Ландшафт, если только его можно так назвать, изменился, но не к лучшему. Все по-прежнему черно до самого горизонта. Только поверхность уже не ровная: она стала волнистой. Цепи холмов перемежаются долинами. Нельзя сказать, что здесь совсем нет деревьев, хотя то, что от них осталось, едва ли можно так назвать. Здесь были деревья до пожара – алгаробо4
Алгар?бо – рожковое дерево.

Мескито5
Мески?то – колючий кустарник.

И еще некоторые виды акации росли здесь в одиночку и рощами. Их перистая листва исчезла без следа, остались только обуглившиеся стволы и почерневшие ветки.

– Ты сбился с дороги, мой друг? – спрашивает плантатор, поспешно подъезжая к племяннику.

– Нет, дядя, пока нет. Я остановился, чтобы оглядеться Нам нужно ехать вот по этой долине. Пусть караван продолжает путь. Мы едем правильно, я за это ручаюсь.

Караван снова трогается. Спускается вниз по склону, направляется вдоль долины, снова взбирается по откосу и на гребне возвышенности опять останавливается.

– Ты все же сбился с дороги, Каш? – повторяет свой вопрос плантатор, подъезжая к племяннику.

– Черт побери! Боюсь, что ты прав, дядя. Но скажи, какой дьявол мог бы вообще отыскать дорогу на этом пожарище!.. Нет-нет! – вдруг восклицает Колхаун, увидев, что карета подъехала совсем близко. – Мне теперь все ясно. Мы едем правильно. Река должна быть вон в том направлении. Вперед!

И капитан пришпорил лошадь, по-видимому сам не зная, куда ехать. Фургоны следуют за ним, но от возниц не ускользнуло замешательство Колхауна. Они замечают, что обоз движется не прямо вперед, а кружит по долинам между рощицами.

Но вот ободряющий возглас вожатого сразу поднимает настроение путников. Дружно щелкают кнуты, слышатся радостные восклицания.

Путешественники вновь на дороге, где до них проехало, должно быть, с десяток повозок. И это было совсем недавно: отпечатки колес и копыт совершенно свежие, как будто они сделаны час назад. Видимо, по выжженной прерии проехал такой же караван.

Как и они, он, должно быть, держал свой путь к берегам Леоны; очень вероятно, что это правительственный обоз, который направляется в форт Индж. В таком случае остается только двигаться по его следам. Форт находится в том же направлении, лишь немного дальше новой усадьбы.

Ничего лучшего нельзя было и ожидать. От замешательства Колхауна не остается и следа, он снова воспрянул духом и с чувством нескрываемого самодовольства отдает распоряжение трогаться.

На протяжении мили, а может быть, и больше караван идет по найденным следам. Они ведут не прямо вперед, но кружат среди обгоревших рощ. Самодовольная уверенность Кассия Колхауна переходит в мрачное уныние. На лице его отражается глубокое отчаяние, когда он наконец догадывается, что следы сорока четырех колес, по которым они едут, были оставлены каретой и десятью фургонами – теми самыми, что следуют сейчас за ним и с которыми он проделал весь путь от залива Матагорда.

Глава II
След лассо

Не оставалось никаких сомнений, что фургоны Вудли Пойндекстера шли по следам своих же колес.

– Наши следы! – пробормотал Колхаун; сделав это открытие, он натянул поводья и разразился проклятиями.

– Наши следы? Что ты этим хочешь сказать, Кассий? Неужели мы едем…

– …по нашим собственным следам. Да, именно это я и хочу сказать. Мы описали полный круг. Смотрите: вот заднее копыто моей лошади – отпечаток половины подковы, а вот следы негров. Теперь я узнаю и место. Это тот самый холм, откуда мы спускались после нашей последней остановки. Вот уж чертовски не повезло – напрасно проехали около двух миль!

Теперь на лице Колхауна заметна не только растерянность – на нем появились горькая досада и стыд. Это он виноват, что в караване нет настоящего проводника. Тот, которого наняли в Индианоле, сопровождал их до последней стоянки; там, поспорив с заносчивым капитаном, он попросил расчет и отправился назад.

Все это, а также чрезмерная самоуверенность, с которой он вызвался вести караван, заставляют теперь племянника плантатора испытывать мучительный стыд. Его настроение становится совсем мрачным, когда приближается карета и прекрасные глаза видят его замешательство.

Пойндекстер больше не задает вопросов. Для всех теперь ясно, что они сбились с пути. Даже босоногие пешеходы узнали отпечатки своих ног и поняли, что идут по этим местам уже во второй раз.

Караван опять остановился; всадники возбужденно совещаются. Положение серьезное: так думает и сам плантатор. Он потерял надежду до наступления темноты закончить путешествие, как предполагал раньше.

Но это еще не самая большая беда. Кто знает, что ждет их впереди? Выжженная прерия полна опасностей. Быть может, им предстоит провести здесь ночь и негде будет достать воды, чтобы напоить мулов. А может быть, и не одну ночь?

Но как же найти дорогу? Солнце начинает клониться к западу, хотя все еще стоит слишком высоко, чтобы уловить, в какую сторону оно движется; однако через некоторое время можно будет определить, где находятся страны света.

Но что толку? Даже если они узнают, где находятся восток, запад, север и юг, ничего не изменится – они потеряли направление!

Колхаун стал осторожнее. Он уже больше не претендует на роль проводника. После такой позорной неудачи у него не хватает на это смелости.

Минут десять они совещаются, но никто не может предложить разумный план действий. Никто не знает, как вырваться из этой черной прерии, которая заволакивает черной пеленой не только солнце и небо, но и лица тех, кто попал в ее пределы.

Высоко в небе показалась стая черных грифов. Они всё приближаются. Некоторые из них опускаются на землю, другие кружат над головами заблудившихся путников. В поведении хищников есть что-то зловещее.

Прошло еще десять гнетущих минут. И вдруг к людям вернулась бодрость: они увидели всадника, скачущего прямо к обозу.

Какая неожиданная радость! Кто бы мог подумать, что в таком месте можно встретить человека! Снова надежда засветилась в глазах путников – в приближающемся всаднике они видят своего спасителя.

– Ведь он едет к нам, не правда ли? – спросил плантатор, не веря своим глазам.

– Да, отец, он едет прямо к нам, – ответил Генри и стал кричать и размахивать шляпой высоко над головой, чтобы привлечь внимание всадника.

Но это было излишне – всадник и без того заметил остановившийся караван. Он скакал галопом и скоро приблизился настолько, что можно было окликнуть его.

Он натянул поводья, только когда миновал обоз, и подъехал к плантатору и его спутникам.

– Мексиканец, – прошептал Генри, взглянув на одежду незнакомца.

– Тем лучше, – так же тихо ответил ему отец. – Тогда он наверняка знает дорогу.

– Ничего мексиканского в нем нет, кроме костюма, – пробормотал Колхаун. – Я сейчас это узнаю… Buenos dias, cavallero! Esta vuestra mexicano? (Добрый день, кабальеро! Вы мексиканец?)

– О нет, – ответил тот, улыбнувшись. – Я совсем не мексиканец. Я могу объясниться с вами и по-испански, если хотите, но мне кажется, вы лучше поймете меня, если мы будем говорить по-английски – ведь это ваш родной язык? Не так ли?

Колхаун подумал, что допустил какую-то ошибку в своей фразе или же не справился с произношением, и поэтому воздержался от ответа.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: